Борис Хазанов. Время Бога и другие проблемы

Из наследия К.К. Фотиева

Предисловие публикатора

Мы предлагаем вниманию читателей «Второй навигации» подборку избранных работ Кузьмы Кузьмича Фотиева (около 1885 – после 1965). Судьба этих текстов примечательна. Уже первые сообщения о Фотиеве – после длительного забвения – произвели среди интересующихся историей отечественной философии впечатление, близкое к сенсации. Однако реконструкция творческого наследия выдающегося мыслителя натолкнулась на значительные трудности. До сих пор не удалось разыскать рукописи К.К. Фотиева; возможно, чья-то рука позаботилась о том, чтобы их уничтожить. В настоящее время мы располагаем записями, которые сделаны учениками или случайными лицами; по большей части это конспекты лекций, а также разрозненные заметки, тезисы ненаписанных трудов и т.п.

К сожалению, состояние дошедших до нас материалов оставляет желать лучшего; плохая и подвергшаяся губительному влиянию времени, полуистлевшая бумага, неразборчивый, в ряде мест нечитаемый почерк, пропуски в тексте и не поддающиеся расшифровке сокращения вынудили публикатора провести значительную текстологическую работу, прибегнуть к конъектурам, интерполяциям и пр. Как уже сказано, рукописное наследие самого учителя не сохранилось. Не исключено, однако, что, подобно Сократу и Будде, подобно известному философу Николаю Фёдорову (с которым, при полной самостоятельности своего духовного пути, у К.К. Фотиева имеются некоторые пересечения), он излагал своё учение устно.

Опубликованное несколько лет тому назад краткое жизнеописание Фотиева (см. Б. Хазанов, «Хроника N») до сего времени остаётся единственным источником сведений о нём. Выпущенное небольшим тиражом, оно стало библиографической редкостью. Легенда, имевшая хождение среди адептов, возводит происхождение учителя к одному из сыновей Лилит, первой жены Адама. Ближе к исторической действительности версия, согласно которой Кузьма Кузьмич Кольчугин-Фотиев был потомком легендарного варяжского ярла Эрика Лихого (предположительно IX век) и происходил из рода бояр Треногих, почти полностью истреблённого при Иоанне Грозном; единственный уцелевший отпрыск, по преданию, был кольчужным мастером. Внук этого кольчужника, занимавшийся торговым судоходством на Волге, искал применения своей – вероятно, наследственной – удали и, присвоив имя никогда не существовавшего бандита Стёпки Разина, сочетался браком с персидской княжной; правление шахов Аббас-Треногиных в Исфахане продолжалось семьдесят лет, после чего пресеклась астраханско-персидская ветвь этого рода. Другая линия угасла в минувшем столетии с разорением и смертью князя Косьмы Порфирьевича Кольчугина, потомственного почётного гражданина и кавалера орденов. После кончины кн. Кольчугина, в срок, подавший повод различным толкам, у цыганки Ксюши, известной, в частности, своим исполнением песни «Из-за острова на стрежень» в петербургском трактире братьев Ложкиных, родился сын Кузьма; своё первое воспитание он получил в таборе.

Вытребованный двоюродной бабушкой Варварой Аполлинарьевной Аббасовой, маленький Кузьма находился при ней до её кончины, после чего обучался ремеслу в семье плотника Осипа Фотиева, а далее, проявив недюжинные умственные способности, поступил в духовную семинарию, где его посетили первые мысли о воскрешении отца. В семинарии же составлено им несохранившееся сочинение на тему «Как надлежит толковать слово Блаженного Августина: Fecisti nos аd te, et inquietum est cor nostrum, donec requiescat in te (Сотворил еси нас себя ради, и неспокойно сердце мое, дондеже воскреснет в тебе)». После диспута с преподавателями – присутствующим он напомнил рассказ Луки об отроке Иисусе, наставляющем наставников в храме, – Кузьма Фотиев был исключён из семинарии и далее вёл бродячий образ жизни. Эта часть его биографии остаётся практически непрояснённой. Известно, что К.К. Фотиев не менее десяти лет провёл в местах заключения (возможно, поводом для обвинения послужил Трактат о волосатых мужиках; вытребовать дело из архивов тайной полиции не удалось); известно, что время от времени он появлялся в разных местах России, провёл несколько лет в городе N, где руководил местным Обществом охраны старины (подробности – в нашей работе «Хроника N», упомянутой выше); следуя своему учению о милосердии, вёл образ жизни профессионального нищего; следуя убеждению в безнравственности размножения, избегал женщин, общаясь исключительно с лицами мужеского пола. Место и дата его смерти не установлены.

Борис Хазанов

Лазарь. Трактат о жизни вечной

Укажем на два недостатка распространённой концепции бессмертия. Во-первых, она недоказуема. Человеческая душа оказывается бессмертной после того, как человека уже нет. Переселение в загробный мир равнозначно, по удачному выражению поэта, путешествию в страну, откуда ни один турист не возвращался, другими словами, не представил доказательств, что такая страна существует. Второй недостаток – тот, что эта теория игнорирует целостность человека. Даже утрата отдельного органа воспринимается как невосполнимая потеря. Умерший же теряет все органы. Невозможность представить себе дальнейшую жизнь без головы и тела есть не что иное, как признание факта целокупности – на неё-то и посягает теория. Ибо она повторяет старинное заблуждение, противопоставляя психическое телесному, субъекта – объекту. Между тем тело есть «объект» лишь когда это не моё тело: когда его обозревают извне, когда оно может стать предметом лечения для врача, целью вожделения для сластолюбца, моделью для живописца, мишенью для стрельбы и так далее. Постигаемое изнутри – здесь приходится признать правоту немца Шопенгауэра, – тело уже не предмет, а ближайшая очевидность, и, добавим, в качестве таковой неотличимо от души. Тело – это душа.

Опровержение дуализма христианской теории бессмертия содержится в практике самого Христа, который возвращал жизнь умершим на этой земле, не прибегая к разграничению души и тела. Итак, каковы же пути реализации вечной жизни? Их два. Заметим, что наши размышления не вовсе отметают христианскую философию, но скорее поднимаются над ней. Рациональная концепция воскресения сочетает интуицию веры с достижениями положительных наук. Брак науки и веры сливает их воедино: вера – это и есть наука.

С некоторой точки зрения душа предстаёт как форма, задаваемая не природой образующих её элементов, но их конфигурацией, взаимным расположением и соподчинением. Это как бы книга, содержание которой не меняется от перепечатки; круги Архимеда, начертанные на песке, спустя века – на воске, ещё поздней – на бумаге. Аналогичным образом можно транспонировать личность человека с тленного субстрата на другой субстрат, из умирающих мозговых клеток на искусственную конфигурацию молекул. Таков первый путь. Но его надо отвергнуть, ибо он означает попытку пересадить душу в новое вместилище. Иначе говоря, протащить всё ту же теорию иноприродности души и тела.

Сие было бы неуместным и кощунственным обновлением давно отброшенной дальневосточной ереси о переселении душ – изменой Новому Завету. Вопрос не в том, чтобы сохранить душу, но в том, чтобы воскресить человека целиком и человечество в целом. Очевидно, что гниение тела не есть нечто таинственное и непостижимое; смерть не есть событие сверхъестественное. Вместе с тем частицы тела не могут рассеяться за пределами ограниченного пространства, как рассыпавшиеся бусы не могут выкатиться из комнаты. Соберите их, соедините частицы мозга, печени, сердца, мышечных волокон и клеток кожи – и сознание вспыхнет в воскресшем теле; ибо телесность – это и есть сознание. А отсюда вытекает, что дальнейшее размножение людей, ухаживание, совращение, совокупление и далее роды, и пелёнки, и детский сад – вся эта старая песня станет ненужной, отвлекающей от дела. Посему уже теперь, не откладывая, нужно подумать, целесообразна ли реконструкция органов похоти.

(Трактат сохранился не полностью. Возможно, продолжение уничтожено по соображениям нравственности. Примечание публикатора).

Страшный суд. Трактат о Боге

Великое обновление наук, которое связывают с именем лорда Бэкона, не могло не коснуться и науки о Высшем существе; оглядываясь назад, мы можем сказать, что в эту эпоху произошло второе рождение теологии. Насущная необходимость реального доказательства бытия Божия, после того как схоластические аргументы потеряли свою убедительность, равно породила и «Размышления о первой философии» Картезия, и вычисление даты Второго пришествия, занимавшее учёных мужей Королевского общества в Лондоне, и заносчивое убеждение Готфрида Лейбница, будто люди, подобные Архимеду, Кеплеру и ему самому, составляют круг советников Творца. Не может быть так, чтобы Всевышний преступал законы, установленные им самим. Бог учёных XVII века в свою очередь уподобился великому учёному – математику, изобретателю и инженеру.

Такое умонастроение не могло не иметь предшественников и предтеч: вспомним Лулла, чьё «Великое всеобщее искусство», реализованное в виде логической машины, притязает не только на исчерпывающее описание свойств Божества, но в известной мере и на их воспроизведение.

Уже здесь брезжит догадка о теологии как экспериментальной науке. Сперва ощупью, а затем всё уверенней шла она по этой стезе в последующие века. Но не такова ли эволюция других опытных наук? Не будучи в силах охватить природу в целом, физика, химия и биология на время отказываются от всеобъемлющих теорий, чтобы посвятить себя изучению частных свойств природного объекта. Вот так же и теология, перекочевавшая из монастырских библиотек в лаборатории, пытается в качестве первого шага воспроизвести in vitro отдельные свойства и эманации Высшей воли. Как и в истории других естественных наук, девятнадцатый век – классическая пора богословского позитивизма.

Экспериментальная теология постулирует принципиальное согласие «предмета» исследований, иначе говоря, исходит из молчаливого допущения, что Бог не ставит палки в колёса экспериментатору. Бог не противится стать объектом лабораторных экспериментов, подобно тому, как он не возражал против схоластических диспутов; более того, он вообще равнодушен к теологии. Задолго до Эйнштейна опытное богопознание руководствуется правилом: Господь хитроумен, но не злокознен.

Поистине революционным было открытие, сделанное почти одновременно с появлением теории электромагнитного поля: около 1870 года Шимон бар Йохай получил в эксперименте сфирот – божественные «искры» каббалистической теологии. Продолжительность их существования оказалась невелика, всего несколько секунд. Докладывая о своих результатах, исследователь отметил поразивший его факт: искровой разряд вёл себя так, как если бы события развивались в обратном порядке – от полного угасания к вспышке.

Значение этого прорыва в неведомое было осознано позже; укажем на некоторые из его последствий. С конца XIII в. было известно, что сфирот служат инструментом сотворения мира: будучи эманациями абсолютно непостижимого Божества, они перебрасывают мост между запредельной реальностью и посюсторонним миром. Что же означает открытие Йохая? Оно означает, что отныне перед нами открывается возможность заглянуть во внутреннюю динамику божественной жизни, лежащей в основе творения. Далее, это открытие положило начало исследованиям, которые привели к фундаментальному выводу: важнейшим физическим атрибутом Бога является время. Впервые удалось объяснить, почему математическое время Ньютона течёт от прошедшего к будущему. Потому что в обратном направлении – из будущего в настоящее – течёт время Бога!

Так было раз навсегда покончено со всеми поползновениями отождествить божественное волеизъявление со случаем. Экспериментальная теология дала окончательный ответ на старый вопрос: существует ли свобода воли? Почему монета упала кверху орлом, а не решкой, случайность ли это – или монета обладает свободой воли? Физический процесс взлетания и падения монеты в обоих случаях один и тот же. И в этом всё дело. Ибо в действительности не имеет место ни то, ни другое: ни случайность приземления решкой или орлом, ни свобода выбора, присущая самой монете.

Другой пример: данные нейрофизиологии – о чём они говорят? О том, что всё то, что кажется нам проявлением нашей свободной воли, обусловлено игрой импульсов, проходящих через синапсы нервных клеток. Представим себе сеть железнодорожных путей, по которым в кажущемся беспорядке перемещаются локомотивы: движутся ли они по собственной воле или по воле случая? Ни то, ни другое. Ими руководит диспетчер, в руках у которого находится расписание. Случаю, как и личному произволу, нет места в мире, где наличное положение вещей есть результат божественного предвидения; если классический детерминизм исходил из того, что будущее содержится в настоящем, как свойства треугольника – в его определении, то экспериментальная теология доказывает, что, напротив, настоящее вытекает из будущего. Настоящее есть функция будущего.

Понятно, как велико значение этого факта для решения главной проблемы экспериментального богопознания – создания Искусственной Вселенной. Овладев божественным временем, мы сможем установить законы и формы мира до того, как он будет создан. Манипулирование божественными эманациями откроет нам доступ к рычагам бытия. Появится новое человечество. Таков реальный смысл пророчества: «И увидел я новое небо и новую землю» (Откровение св. Иоанна Богослова, 21:1). Мир, сконструированный теологом-экспериментатором, мир, свободный от случая и произвола, бесконечно более совершенный, чем нынешний, перестанет быть сказкой – он станет необходимостью.

Истина. Трактат о Великом магистерии.

(Примечание публикатора. Трактат вызвал смятение у адептов, не знавших, что их можно так называть. Возможно, свидетельствует о занятиях лингвистикой и алхимией. Вступительная часть, а также последний абзац трактата не поддаются прочтению).

Некто приехавший в незнакомый город не знал, как ему добраться до места назначения; денег у него было немного, он решил воспользоваться городским транспортом; смеркалось, шёл снег, на вокзальной площади зажглись фонари; он увидел трамвайную остановку, подошёл к вагоновожатому и спросил, с трудом подбирая слова чужого языка, как доехать до Plata de veritat. Вы, наверное, имеете в виду Plaasa ďferitaat? – сказал водитель и принялся объяснять. Оказалось, что добираться надо тремя трамваями и поездка займёт, не считая ожидания на остановках, не меньше часа. Разве город так велик? – спросил приезжий. Не так чтобы уж очень, ответил вагоновожатый, но всё-таки. Путешественник увидел остановку автобуса. Вам, наверное, до Plaizza ed veritaa, поправил его шофёр. Можете доехать. Но придётся сделать несколько пересадок. Приезжий посмотрел на тёмное небо, откуда хлопьями валил снег. Может быть, в городе есть метро? Разумеется, сказал шофёр автобуса, вон там на углу.

Приезжий сошёл по ступенькам вниз и убедился, что в городе имеется огромная сеть подземных дорог. Он подошёл к большому щиту и после долгих поисков нашёл нужную остановку. Было уже довольно поздно, на разговоры с водителем трамвая и шофёром автобуса ушло слишком много времени. Усевшись у окна, гость поставил чемодан между ног, устроился поудобнее и мгновенно уснул под мерный стук колёс. Проснувшись, он увидел, что сидит один в пустом вагоне, поезд нёсся в чёрном туннеле. Несколько времени спустя достигли конечной станции, приезжий вышел и, миновав длинный, скудно освещённый переход, поглядывая на обрывки плакатов и стрелы направлений, сошёл по лестнице и оказался на другом перроне. Здесь тоже свет горел вполнакала, в этот час городские власти экономили электричество. Подошёл полутёмный состав, и опять путешественник качался в гремучем вагоне, поглядывал на чёрные отсыревшие стены туннеля, видел тёмные фигуры дорожных рабочих, читал названия станций и прикидывал, сколько осталось до конечной остановки. Выйдя, он спустился по эскалатору ещё ниже, дождался нового поезда и ровно в полночь прибыл на станцию с названием, которое более или менее соответствовало – с поправкой на местный акцент – наименованию нужной ему площади.

Но когда он выбрался с чемоданом наружу, он увидел перед собой всё ту же вокзальную площадь; что за чёрт, подумал он. К счастью, снегопад прекратился. Последний трамвай ожидал запоздалых пассажиров. Гость подошёл к вагоновожатому, тот объяснил, что надо ехать тремя трамваями. Но вряд ли удастся поспеть на второй трамвай, не говоря уже о третьем. Приезжий поплёлся к автобусу; шофёр дремал, положив голову на руль. Шофёр повторил то, что сказал его напарник несколько часов тому назад. Впрочем, добавил он, посмотрев на часы, вы всё равно не успеете. Может быть, на метро? – в отчаянии спросил гость. Водитель автобуса покачал головой, метро уже закрылось.

Скиталец двинулся куда глаза глядят, половина фонарей на площади не горела, в полутьме, свернув в переулок, он споткнулся о чьи-то ноги. Это был нищий. Он сидел, прислонясь к стене дома, во всех окнах уже погасли огни. Приезжий рассыпался в извинениях. Ничего, успокоил его нищий, нам не привыкать. А ты кто будешь, спросил он. Приезжий сел на чемодан и рассказал о своих злоключениях. Надо было остаться в метро, я иногда там ночую, заметил нищий. Почему же ты сейчас не там? – спросил приезжий. Да вот, сказал нищий, задремал, а они тем временем уже закрылись. Зато познакомился с тобой. Нищий поглядел на иностранца и спросил: а тебе вообще-то куда надо? Приезжий молчал, и сиделец повторил свой вопрос по-французски. Ты знаешь французский язык, удивился гость. Нищий повторил то же по-английски. Я все языки знаю, сказал он, оттого и сижу перед вокзалом. И с такой же лёгкостью, догадавшись по акценту гостя, перешёл на его родной язык. На радостях путешественник отвалил нищему щедрую милостыню.

Спасибо, ответил тот, я так и думал. – О чём ты думал? – Я так и знал, сказал нищий, что мы встретимся. Но ты не ответил: куда тебе надо?

Куда мне надо, повторил гость и вздохнул. Я теперь уж и сам не знаю. Я ищу площадь Истины. Вот так здорово, сказал нищий, подобрал с тротуара бесформенную шляпу и поднялся сам. Площадь Истины – да ведь она тут перед тобой. И он протянул руку в сторону вокзала. Пошли, сказал он, покажу. Они подошли к гостинице «Великий магистериум», газовая вывеска светилась над подъездом. А ты? – спросил приезжий. Нет, отвечал собиратель подаяний, таких, как я, туда не пускают.

Лесная быль. Трактат о волосатых мужиках

Тот, кто застал дебаты на эту тему, возможно, вспомнит Снежного человека, чудовище озера Лох-Несс и другие сенсации этого рода, окончившиеся ничем; но если споры о таинственном ящере упёрлись в тупик оттого, что так и не удалось доказать его существование, то интерес к волосатым мужикам иссяк, когда сомневаться в их реальности уже не было оснований.

Отсюда следует, что существовать на просторах мифа выгодней, чем влачить жалкую жизнь в клетке банальной действительности. С воло­сатыми мужиками произошло то же, что случилось бы со Снежным человеком, если бы вместо того, чтобы бродить по горным скло­нам фантазии, он угодил в зоопарк.

Феномен волосатых мужиков даёт пищу для размышлений о критериях действительного. Можно представить се­бе некую пограничную полосу – серо-дымчатую зону между несомненной реальностью и тем, что не имеет никаких шансов быть реальным. Можно говорить о степенях реа­льности. Существуют вещи, не вполне существую­щие. Вернёмся к волосатым мужикам. Хотя их подлинность уже ни у кого не вызывает сомнений, страх перед волосатыми мужиками и мистичес­кая зачарованность, рождающая легенды, отнюдь не исчезли.

He подлежит сомнению, что загадочное племя существ, для которых чуть ли не единственной одеждой служит их волосяной покров, появилось давно. Другой бесспорный факт – волосатые му­жики суть именно и только мужики: соплеменников с признаками женского пола среди них нет. Данные об их численности отсутст­вуют, можно лишь догадываться о том, что она непостоянна и в целом снижается по мере истребления лесов. Бывают, однако, эпохи, когда волосатым мужикам становится тесно в их обитали­щах. Тогда они массами, молча (примечательная черта их поведения) высыпают из чащ, нападают на деревни, мигрируют по те­чению рек, обычно вплавь, реже на стволах деревьев, и даже мо­гут появляться в городах. Сведения о языке этих существ (притом, что они вовсе не являются глухонемыми) отсутствуют, сколько-­нибудь развитая материальная культур волосатых мужиков неизвестна.

Особого рода угрюмая сосредоточенность, тупой и вместе с тем проницательный взор, какая-то неотступная задняя мысль, написанная на их широких, покрытых растительностью лицах, не раз обманывали натуралистов. Старания вступить с ними в контакт, попытки объясниться жестами, пре­дложить еду или подарки в лучшем случае вызывали мимолётное любопытство. Преодолеть присущее воло­сатым мужикам недоверие к цивилизованному человеку было невозможно, перего­воры, если это можно назвать переговорами, неизменно заканчивались бесследным исчезновением таёжных аборигенов. Впрочем, правомерно ли называть их аборигенами? Ведь никто никогда не встречал лесных мужиков в лесу. В одном из фильмов, снятых скры­той камерой, можно видеть, как группа волосатых людей мед­ленно отступает к опушке и растворяется в сумраке деревьев. Идти за ними бессмысленно, искать их бесполезно: они словно перестают существовать.

Появившееся несколько времени тому назад короткое сообще­ние не привлекло бы особого внимания, если бы кто-то не дога­дался сопоставить его с двумя-тремя фактами, отмеченными в других местах и при других обстоятельствах. Речь шла о преста­релом колхознике-бобыле в забытой Богом деревне, где половина домов стояла с заколоченными окнами, а в остальных доживали свои дни впавшие в слабоумие инвалиды. Когда через две или три недели после того, как старик в последний раз выходил на улицу, спохватились и взломали дверь, был обнаружен труп в шапке, валенках и телогрейке, с признаками разложения; судебно-медицинское исследование в морге район­ной больницы показало, что умерший покрыт от шеи до ног густым и свалявшимся от времени волосяным покровом.

К числу парадоксов, какими отмечено (в чём мы уже убеди­лись) явление волосатых мужиков, принадлежит и тот удивитель­ный факт, что, с одной стороны, мифы о них по-прежнему волновали умы, по-прежнему кочевали из уст в уста самые невероятные вымыслы, изобретались псевдонаучные гипотезы, мус­сировались страхи, – а с другой стороны, вполне достоверные известия, так или иначе подтверждавшие только что описанное наблюдение, воспринимались как что-то давно знакомое. Отношение к волосатым мужикам напоминало отношение к цыганам. Правда, мало кому приходилось видеть представителей цы­ганского племени в роли начальников. Между тем доподлинно из­вестно, что в ряде районов секретарями местных комитетов сос­тояли волосатые мужики. Да, это были именно они. Некоторое время они вели двойной образ жизни, заседая в кабинетах и периодически исчезая в лесах, но мало-помалу перешли к оседлому образу жизни. Однажды занятое место в иерархии (называемой специальным словом «номенклатура») предполагало дальнейшее продвижение по должностной лестнице; открылась возможность ускоренного краткосрочного образования; волосатые мужики приспособились носить сапоги и полувоенную форму, а по­зднее, сменив галифе на цивильные брюки и освоив пиджаки, овладели искусством повязывать галстук. Им удалось прео­долеть свою немоту и научиться произносить отдельные фразы, а также подписывать бумаги, сидеть в президиуме, аплодировать самим себе и выполнять ряд аналогичных действий. Всё это имело следствием успешное перемещение волосатых мужиков в областные центры и в столицу страны. Сравнительно недавно поступили сообщения о том, что лидер страны сумел уничтожить с помощью заграничных средств растительность на лице; всё остальное, скрытое под одеждой, осталось покрыто не поддающимся истреблению, не выпадающим и не седеющим, густым смолистым волосом.

(Заключительная часть трактата не сохранилась. Примечание публикатора).

Усы. Трактат о знаках и знаменьях

Не будет преувеличением сказать, что мужские усы (мы оставляем в стороне другие разновидности, в том числе женские усы) представляют собой культурно-исторический феномен особого рода. Усы служат рекламой вре­мени не хуже, чем ордена, мундиры или надгробные памятники. Усы и нос образуют единство. Усы не существуют без носа, как нос, в сущности, невозможен без усов. Правда, некоторые эпохи не знали усов. Однако безусие само по себе есть знак, говорящий о многом, точнее, об отсутствии многого. Цивилизация знает несколько сот моделей усов, различаемых по длине, густоте, фасону и цвету.

Не углубляясь в историю Древней Месопотамии, Персии, Дальнего Востока, равно как и античного Запада, отметим символическую наполненность усов у персонажей Ветхого и Нового завета: ни патриархи, ни пророки, ни судьи, – об основателе христианства с учениками и апостолами, об отцах церкви и ересиархах нечего и говорить, – не сумели бы выполнить свою миссию, если бы познакомились с бритвой.

Новое время породило, в ответ на исторический процесс формирования наций (и, в свою очередь, повлияв на этот процесс), национально-патриотические образцы; в альбоме усов (который, надеемся, будет когда-нибудь издан в качестве незаменимого пособия для историков, философов и брадобреев) найдут себе место вислые, цвета гречихи, украинские усы, ржаные великорусские усы, прямолинейные несгибаемые усы Кастилии и Арагона, балканские крендельные усы, эфиопские усы с колокольчиками, и др. Усы независимости, усы свободы, усы национального возрождения и возвращения к корням. Усы порока и добродетели, усы аскетов-отшельников, усы распутников и соблазнителей; синтетические накладные усы на клеевой основе, изысканной расцветки, утренние и вечерние; усы, удостоенные конкурсных наград, наконец, экзотические, шерстяного волоса усы примитивных народов в малоизученных регионах планеты.

Невозможно представить себе полководца, нельзя признать легитимным монарха без растительности на верхней губе, не случайно некоторые исторические модели носят имена великих мужей: таковы военно-полевые усы Карла XII; дуговые, в виде печного ухвата, усы кайзера Вильгельма II; длиннейшие в мире, метёлкообразные, наподобие воздетых конских хвостов, распушённые на концах усы легендарного маршала Будённого. Наконец, усы Отца народов, которые поглаживают перед принятием эпохальных решений. Можно без труда показать, не вдаваясь в причины этого таинственного закона, что бритьё бороды и усов влекло за собой, как правило, падение авторитетов, всеобщий упадок нравов, кризис власти. Вождь партии и народа – без усов? Нонсенс.

Книга жизни. Трактат о паспорте.

К числу великих открытий нашего времени, сравнимых с отк­рытием генетического кода или с расшифровкой экзотических пись­менностей, по праву нужно отнести разгадку паспортного шифра. Открытию четырёхбуквенного алфавита наследственности предшествовала гениальная догадка о том, что мы имеем дело именно с алфавитом; мысль о том, что древняя наскальная надпись пред­ставляет собою текст, а не орнамент, была первым шагом, за ко­торым последовали попытки чтения. Разгадать смысл, таящийся в сочетании букв и цифр, из которых состоит номер паспорта, было бы невозможно, если бы не был осознан фундаментальный факт: это сочетание не может быть случайным.

Единство знака и означаемого, нерасторжимая связь буквы и сущности, Текста и Мира – такова основополагающая концепция, позволившая проникнуть в тайну паспортного кода; идея, восходящая к гениальным прозрениям основоположников иудейской Каббалы. Как известно, паспортный номер состоит из римских цифр, букв русского алфавита и арабских цифр. Примером расшифровки поверхностного, наиболее доступного слоя значений может слу­жить толкование римских цифр как индикаторов политической иерархии граждан. Четыре группы, на которые разделено населе­ние, подразделяются на сорок разрядов. Первая группа, от I до Х разряда, – чины государственной безопасности, подгруппа – ответственные партийные работники, высшие офицеры, ведущие работники идеологического фронта, писатели, артисты. Вторая группа (paзp. XI–ХХ) – члены их семей. Третья группа XXI–ХХХ – лица кавказской национальности, а также лица со стигмами государс­твенной неполноценности: рабочие, служащие, труженики села, публичные женщины, нищие и некоторые другие категории. Четвёртая группа, охватывающая разряды XXX–­XL и состоящая из заключённых, носит виртуальный характер: граждане этой группы, оставаясь подданными страны, не являются гражданами, так как у них вообще нет паспорта.

Иными словами, – этот любопытный вывод был сделан в последние годы, – паспортный код предусматривает, наряду с реальными паспортами, существование воображаемых паспортов. Сообщалось о существовании пятой группы для лиц с так называемым пятым пунктом, но эти сведения нельзя считать доказанными. Помимо разряда, римская цифра име­ет несколько других значений, в частности, может указывать на класс похорон – от кремлёвской стены до лагерных полей захоро­нения.

Как уже сказано, эти и сходные с ними интерпретации, давно вошедшие в обиход, представляют собой образцы наиболее просто­го декодирования. Значительно больший интерес представляет комбинаторика, основанная на переводе букв в цифры (римские и арабские) и переключении цифрового кода на буквенный; появляе­тся возможность кодировать важнейшие даты жизни (рождение, окончание средней школы, женитьба, арест и т.п.) Важно отме­тить, что элементами кодирования являются не только знаки паспортного номера и их группы (кодоны), но и места в последо­вательности знаков, а также – в определённых случаях – пропу­щенные (подразумеваемые) знаки. С другой стороны, каждому сим­волу отвечает понятие, выражающее ту или иную черту характера, внешнего облика, анатомического строения, нервно-эндокринного аппарата и общей психофизиологической конституции индивидуума. В итоге мы получаем совокупную характеристику владельца данно­го паспорта. К сожалению, до сих пор невозможен experimentum crucis паспортистики – сравнение результатов чтения паспортного кода с расшифровками, хранящимися в государственных канце­ляриях и архивах.

Удобства свёрнутой информации, какую представляет собой паспортный номер, очевидны. Изобретение паспорт­ного кода – поистине гениальная находка. Материалы многостраничного досье упакованы в компактную формулу. Каждый знак номера отсылает к целым пластам информации о человеке, его анамнезе, поведении, окружении, его образе мыслей. Вновь напрашивается сравнение с генетическим кодом. Как уже говорилось, самым тру­дным в проблеме кода было понять, что код существует.

Упомянем о существовании параллельных трактовок. Их взаимное согласование – общая теория кода – есть задача будущего. Для примера можно указать на астрологическую интерпрета­цию: буквы и цифры паспортного номера соответствуют планетам, домам и другим компонентам астрального статуса в день выдачи па­спорта владельцу либо в момент его рождения.

До сих пор говорилось об описательной дешифровке. Другое, в настоящее время наиболее перспективное направление паспортной науки можно назвать динамической дешифровкой, или паспортной алгеброй. Дело в том, что паспортные номера представляют собой не только код (шифрованную информацию о гражданах), но и род математического исчисления. Операции над знаками этого исчис­ления позволяют описать весь жизненный путь человека, то есть не только разоблачить его прошлое, но и прогнозировать будущее вплоть до естественного конца. Паспорт сопоставим с талмудиче­ской Книгой жизни, о которой мудрец Акива сказал: «Книга раск­рыта, рука пишет, и заимодавцы взимают с должника положенное – знает он это или не знает». Выражаясь лапидарно, паспорт – это Судьба.

Престол славы. Трактат о нищенстве, милосердии и монашеской жизни.

(Один из программных текстов. Составлен из фрагментов, записанных разными лицами. Ряд мест восстановлен по смыслу. Примечание публикатора).

Достойно удивления, что некоторые авторитеты всё ещё полагают, будто профессиональный сбор милостыни есть усовершенст­вованная (или вырожденная) форма некоего самочинного попрошай­ничества. Близость латинских слов mendicus (нищий) и mendacium (надувательство) могла бы служить наглядным опровержением этого тезиса. Представление о несчастных, которым ничего не остаё­тся, как вымаливать себе бесплатное пропитание, есть не что иное, как романтизация нищеты.

На самом деле никакого золотого века нищенства никогда не существовало: уже на заре человеческой истории нищенство пред­стаёт как социальный институт. Нищенство вырабатывает собственную систему преемства и подготовки кадров под наблюдением опытных мастеров. Дитя, начавшее собирать милостыню под покро­вительством старших, научается к двадцати годам взимать налог милосердия с самых чёрствых и равнодушных и собирать обильную жатву даже на истощённых нивах. Легитимация нищенства содержи­тся в словах Спасителя о птицах небесных (Мф. 6:26), немаловаж­ную роль собирателю милостыни отводит и закон Моисея (ср. пса­лом хваления Анны в 1-й Книге Царств, 2,8: «Из праха подъемлет Он бедного, из брения возвышает нищего, посаждая с вельможами, и престол славы даёт им в наследие»).

«Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» (Ле­нин, соч., т. 99, стр.580). «Блаженны нищие…» (Мф. 5:3). Нищенство – не свобода от общества, а социальная функция. Нет и не было общества без нищих – и никогда не будет.

Считается (Encyclopaedia Britannica, XXXIV, 720), что нищенство состоит в испрашивании подачек у случайных людей под предлогом мнимого или действительного оскудения. Легко заметить неполноту и даже некорректность такого определения. Прежде всего, оно игнорирует фундаментальный факт – общественную поле­зность просителей. По меньшей мере три обстоятельтва оправды­вают необходимость института нищих. Демонстрация нищеты, сми­ренная поза просящего с протянутой ладонью пробуждает в граж­данах чувство довольства собой и государственным строем, кото­рый не дал им дойти до такого состояния. Искатель милостыни являет собой некий полюс отсчёта, абсолютный нуль благосостоя­ния, рядом с которым любой уровень бедности представляется по­ложительной величиной, нужда выглядит благополучием, голоштан­ник кажется богачом. Так публичная женщина служит контрастом для самой сомнительной добродетели; это первое.

Во-вторых, нищета и нищенство удовлетворяют психологичес­кую потребность в активном сострадании. Подав просителю, рядо­вой человек не только возвращает себе столь непрочное сознание собственного благополучия, но и проникается чувством своего высокого нравственного достоинства. В сравнении с нулём монета достоинством в пять копеек — драгоценный дар; бросив пятак ни­щему, скупец шествует далее, гордый своей щедростью. Вновь на­прашивается параллель с особой лёгкого поведения, чья социаль­но-этическая функция – внушать самоуважение порядочным женщи­нам. Наконец, третий резон нищенства состоит в том, что оно предлагает достойный выход неудачникам всех сортов.

О богатстве, блеске и преуспеянии нищих будет сказано ниже, пока же заметим, что традиционные жанры, виды и стилевые нап­равления нищенства, как-то: уличные певцы и просители, убогие и слепцы, сидельцы и стояльцы, странствующие собиратели пожертвований и подаяний, транспортное, жилищное, церковно-папертное, индивидуальное, и театрализованное нищенство известны с незапамятных времён; каждое поколение культивирует наследие веков. Тем самым нищенство выполняет метаисторическую роль цемента цивилизации, нищенство обеспечивает единство человечества. Миссия нищенства совпадает с миссией культуры, более тöго, нищенство – это и есть культура.

Образ Вечного побиральца в эпосе многих народов заставляет вспомнить бессмертного Агасфера, если не идентичен ему: гипотеза семитического происхождения нищенства находит авторитетных сторонников. Обречённый скитаться из-за проклятья, произнесённого над ним, Вечный Жид становится регу­лярным объектом христианской ненависти, которая есть не что иное, как проявление христианской любви. Но возвратимся к ис­тории нищенства.

Чрезвычайно высокого уровня искусство выманивания подаяний достигло, как мы знаем, в Средние века. О процветании нищих, Stabkerle, как их называют источники, свидетельствует статистика: около 1300 г. в Трире профессионалы ежегодно собирали до 15 тысяч гульденов при общем количестве нищих около 2 тыс. На аугсбургской гравюре на дереве 1477 г. кавалькаде вельмож, въезжающих в городские ворота, преграждают путь три просителя: слепец, профессиональный страждущий и обладатель костылей. Уличный промысел сравнивается с трудом земледельца. Выражения типа «урожай милосердия» можно встретить уже в диалогах Хротсвиты из Гандерсгейма (X в.)

Анонимный автор учебного пособия, известного под названием Codex mendarius (XIII век), излагает важные сведения по физиогномике и жестикуляции. Последнюю можно назвать пластикой сбора подаяний. Так, мы узнаём о том, что просящему ни в коем случае не следует вызывать к себе презрительное снисхождение, оскорбительную жалость. Напротив, он должен улыбаться; рука должна быть согнута в локте, а не протянута во всю длину. Сдержа­нный жест, исполненная достоинства мина полуголого нищего, которому св. Мартин бросает свой плащ (на известных изображениях святого), иллюстрируют это правило. Исполнение оптимистически окрашенных куплетов служит художественным обрамлением промысла. Автор ко­декса предостерегает против агрессивного вымогания милостыни (очевидно, распространённого в его время), практики шантажиро­вания муками ада и т.п.

Утрехтское уложение о нищенстве, старейший из дошедших до нас регламентов этого рода, устанавливает правила эксплуатации хлебородных угодий: десант добытчиков высаживается на ярмароч­ной площади. Вместе с тем растущий престиж этой профессии привёл к опасной инфляции, обесценив в большой мере ценностные установки нищенства, – процесс, который можно сопоставить с моральной деградацией монастырей. В 30-тысячном Страсбурге в 1530 году было 23 тысячи вымогателей подаяний. Это заставило некоторые города ввести квоту на нищенство. В ряде мест просителям вменялось в обязанность носить особые знаки своей профессии, нечто вроде регалий нищенства. Известны случаи награждения заслуженных ни­щих специальными титулами, символическими почётными веригами и т.п., а также возведения нищих в рыцарское достоинство. (Это приближает профессиональное нищенство к рыцарским монашеским орденам с их обетами бедности и т.п.) В пра­вление кардинала Мазарини в Париже была выпущена генеалогичес­кая книга родовитых нищих. В Испании, на конкурсе попрошаек, во время которого нищие состязались в ловле монет зубами, по­бедитель проехал по улицам Кордовы в колеснице. В середине ше­стнадцатого столетия 82-летний нищий в городе Оснабрюк был из­бран бургомистром. А на другом конце Европы московский самоде­ржец, в рубище и колпаке, с протянутой рукой обходил бояр.

Таким образом, уже в те далёкие времена два широко распространённых предрассудка подверглись решительному пересмотру: убеждение, будто нищенство есть некоторое исключение, неправи­льный, ненормальный образ жизни, и представление о нищете нищих. История свидетельствует о непрерывном обогащении нищих. Полагают, что этот процесс шёл рука об руку с обнищанием бога­тых; но лишь до определённой степени. Не следует забывать о том, что нищие являются консервативным классом, жизненно заин­тересованным в сохранении социального и политического status quo. Нищие – опора трона, алтаря, гарант социального мира и всякого законного порядка. В годы общественных потрясений, войн, разрухи и упразднения собственности, пресловутой экспроприации экспроприаторов, количество просящих возрастает в арифметической прогрессии, а сумма сборов падает в геометрической прогрессии. Некому подавать! Вот почему революция – злейший враг нищего. Нищий страдает от революции ещё больше, чем богатый; нищий – первая жертва революции. Это вытекает из противоположности между нищенством и нищетой, и обнищание нищих, возврат к примитивному попрошай­ничеству, пресловутому золотому веку, – на самом деле знак надвигающегося века смут.